В пространстве современного искусства PRO ART’S состоялась выставка работ художника Алексея Васильева «Держитесь в рамках технического задания» и перформанс Jupiter Transformed с его участием. Работы Васильева регулярно выставляются в Москве, Санкт-Петербурге и даже за рубежом, а в Калуге, где живет и работает художник, — гораздо реже.
- Алексей, расскажите о выставке, которая проходит в PRO ART’S.
— Выставку придумал и инициировал Кирилл Гусев, главный редактор журнала «Калугахаус», для которого я несколько лет рисовал иллюстрации. Кирилл придумал четкую и понятную концепцию выставки: история сотрудничества редактора и художника. Каждую иллюстрацию сопровождает текст технического задания, фрагменты нашей переписки в процессе работы.
В день открытия выставки состоялся перформанс, во время которого я разрисовывал 3-метровый куб, обтянутый черной баннерной тканью. Осталась еще пара сторон этого куба, поэтому я прихожу сюда и дописываю большие работы. Пора заканчивать, неохота мне их дальше «мучить».
— Две недели на работу — это для вас много?
— Да, много. Я стараюсь создавать работу за один раз, чтобы больше к ней не возвращаться — а то не знаешь, как попасть в то же самое состояние, в котором ты был. Что-то меняется внутри, и уже хочешь писать по-другому или писать другую картину. А надо, чтобы линии шли так же, чтобы работа не выглядела как раскраска. Новые элементы могут не соответствовать тому, что было нарисовано, не по качеству, а стилистически. Я чувствую, что уже что-то не то, хотя со стороны разницу, может быть, и не видно.
— Откуда приходят образы, если нет технического задания? Например, «Большая желтая клюшка, и мы держимся за нее пьяные». Или «Задушенный леской».
— Я просто рисую, что мне хочется. Чаще иду от формы, а не от содержания. В то же время мне нравится придумывать истории. Эти названия и подписи делают плоское изображение более объемным, помогают объяснить, что именно тут изображено, — чтобы не только я это понимал. Может быть, в чем-то это сродни комиксу: картинка как маленький рассказ.
«Задушенный леской» — это одна из серии работ про китайцев, действие там происходит в порту. Работы находятся у коллекционера. Я знаю, что это человек со вкусом, у которого большая коллекция произведений искусства, но и такие работы он не отрицает.
Цены на картины устанавливают галереи. Если ты участвовал в престижных выставках, то твои работы стоят дороже
«Желтая клюшка» появилась, наверное, потому, что мой сын играет в хоккей. Фигуры на картинке как будто качаются, поэтому пьяные. Изначально работа называлась «Когда твоя баба хоккеист, у нее нет зуба». Рисовал я ее на этом самом кубе, быстро. Какова ее художественная ценность — не знаю.
— Ваши работы продаются за большие деньги — 200–300 тысяч рублей. Почему они столько стоят?
— Вы просто не знаете рынок современного искусства, поэтому вам кажется, что это огромные деньги. На самом деле это средняя категория, ближе к нижней. Откуда берутся эти суммы? Их устанавливаю не я, а галеристы. Они ездят на международные выставки, видят уровень цен, понимают значимость художника. Чтобы оценить произведение, нужны опыт, интуиция, насмотренность.
Есть и объективные факторы, которые влияют на стоимость работ. Если ты участвовал в престижных выставках, выставлялся в музеях, то твои работы будут стоить дороже. Ведь нельзя прийти в музей и сказать: «Ребята, вот вам деньги, выставите мои работы, а я потом эти деньги верну за счёт повышения цены». По крайней мере, я так никогда не делал, меня всегда звали. И я, исходя из этого, могу поверить, что тоже нахожусь на каком-то уровне качества.
— Вы живете за счет продажи картин или занимаетесь чем-то еще?
— Занимаюсь дизайном, версткой. Но сейчас именно рисование приносит основной доход, потому что рынок дизайна сильно просел в связи с кризисом. Пока меня тянет рисовать. Странно, когда это превращается в бизнес. Если ставить цель заработать деньги, лучше заниматься чем-то другим.
— Классическая живопись вам в принципе не близка и не интересна?
— Почему вы так решили? Я не против традиционного искусства, вопрос в том, как это сделано. Важен класс, уровень. В каждом виде изобразительного искусства есть мастера, которые задевают, будоражат. Рисовать мне нравится так, как я рисую, а смотреть я люблю на разное. Гойя мне нравится, Рубенс, Веласкес, Серов, Левитан — многие художники.
Главное, в творчестве должна быть жизнь, и эта жизнь должна бурлить, кипеть. Искусство не должно быть скучным, это точно. Или это должно быть специальное скучное искусство, когда скука является неким инструментом, способным разбудить энергию жизни.
— Во время выставки в PRO ART’S несколько ваших работ были выставлены на аукцион в Инстаграм, но ажиотажа не вызвали. «Желтая клюшка» ушла за смехотворную сумму в 4000 рублей. Не обидело ли это вас?
— Нет. Ведь изначально было понятно, что так будет. Хорошо, что вообще купили. Я знаю, что за границей купили бы лучше. В Москве — не уверен. Хотя недавно в Москве мою картинку такого же размера купили за 15 000. Может быть, она была интереснее нарисована. Ну и пиар, конечно, нужен, чтобы многие люди узнали об аукционе и захотели в нем участвовать. Но мы пробуем, экспериментируем — пойдет, не пойдет. Ради движения, ради интереса.
— В Калуге вам скучно?
— В Калуге много людей инертных, ленивых, выпавших из жизни и впавших в уныние. И люди эти безапелляционно навязывают такое же настроение другим. На премию Афанасия Куликова я перестал ходить, а ходил лет десять, участвовал даже. Идешь с надеждой кайфануть, прикоснуться к хорошему искусству. Но все одинаково, серенько, из года в год одно и то же. Кто-то получше, кто-то похуже. Рисуют по инерции, потому что «надо», а зачем? Тебя же никто не заставлял быть художником. А если ты художник, то должен быть «заряженным», вокруг тебя должно быть интересно. Ты должен жизнь любить, а не ненавидеть.
— Но если здесь тесно и душно, почему же вы не переехали в Москву, например?
— Мне не тесно и не душно, это выдумки. Только сам себя душишь… И Москва к нам очень близко, кстати. Не переехал, потому что лень. Был момент, когда я об этом задумывался. Но я понимал, что какое-то время не смогу рисовать, потому что придется обустраивать быт на новом месте. Конечно, если думать о карьере, было бы правильнее переехать в Москву. Там другое качество культурной среды, скорость другая. Вот если бы меня перевезли, я бы переехал. А так — неохота.
— Десять лет назад вы были молодым современным калужским художником. Что произошло с вами за эти годы, кто вы сейчас?
— Я по-прежнему молодой калужский художник. Конечно, и в жизни что-то происходило, и какие-то выставки были, и в творчестве тоже что-то менялось, менялся почерк — но это надо работы смотреть. Наверное, это проблема, что стилистически я одинаково рисую. Но для меня все происходит естественно, без особых потрясений и просветлений. Я не выдумывал этот стиль, он сам сложился. У меня нет какого-то манифеста, программы — куда двигаться, что делать.
В такой манере рисовали еще лет 100 назад немецкие экспрессионисты. Я на них очень похож
Не знаю, почему меня считают современным художником. В такой манере рисовали еще лет 100 назад немецкие экспрессионисты, потом неоэкспрессионисты. Я на них очень похож. А что должен рисовать художник, чтобы считаться современным? Современных политиков, митинг на Болотной? Или вот я сейчас нарисую этому персонажу айфончик в руке — и будет современно, а нарисую рядом тележку с осликом — и будет несовременно?!
— А когда вы вообще начали рисовать? Какая оценка была у вас в школе по рисованию?
— Не помню, скорее всего тройка. В детстве я постоянно переезжал с места на место, отец служил военным хирургом. Сменил девять школ. Ничто не предвещало, что я стану художником, хотя в семье художник есть — это моя тетя Ольга Кузьминова. А я увлекался спортом, занимался баскетболом, легкой атлетикой. Когда задумался о поступлении в институт, начал учить то, что мне легко давалось, — математику и физику. За 11-й класс «подтянул» их с троек до пятёрок. В общем-то, жизнь шла по течению.
В институте вдруг захотелось рисовать — это пришло само. Поступил в художественную школу. Когда рисуешь кубики или цветочки в вазе, это, конечно, дисциплинирует, собирает. Но почему-то там не учат фантазировать и думать. И ты становишься таким… «станковым». Это все равно что сидеть и перебирать рифмы, чтобы написать стих. Может быть, в итоге получится классно, и этот метод себя оправдает. Но мне это не близко.
— Как вы отличаете удачную работу от менее удачной?
— Я не знаю, как это объяснить. Мне нравится спорт с искусством сравнивать, проводить аналогии. В спорте все проще — есть результат: время, счет матча. Хотя можно выиграть матч, но сыграть плохо, «некрасиво». Или музыкант может различить фальшивый, нечистый звук или аккорд, даже если его не услышал зритель. Так и с картинами. Я просто смотрю и чувствую: есть какая-то сила в этой работе или нет. И дело тут не в стиле, и даже не в технике. Говорят, художник должен четко понимать, для чего он творит, должен что-то исследовать. Я сам себя исследую, свои ощущения, свою жизнь. Надо делать то, что тебе близко, и тогда получится, по крайней мере, искренне.
