Александр Демидов – самый яркий участник «Квартета И», полюбившийся зрителям по спектаклям и фильмам «О чем говорят мужчины», «День выборов», оказывается, много лет пишет стихи и мелодии, исполняет собственные песни. В первую субботу февраля Александр с группой посетил Калугу и буквально взорвал паб «Овертайм».
Сосредоточенный и серьезный перед концертом Александр любезно согласился уделить нам несколько минут.
– Александр, сегодня в нашем городе проходят вечера встречи выпускников. А вы бываете на встречах со своими одноклассниками?
– Был на 10-летии окончания школы, кажется. И больше что-то не хочется. Не потому, что люди становятся неинтересными или некрасивыми. Просто круг интересов общих исчезает. Из года в гор рядом остается все меньше людей. И, в основном, это люди, которые живут с тобой на одной волне. Как это: «По несчастью или к счастью, истина проста: никогда не возвращайся в прежние места».
– А когда вас спрашивают, откуда вы родом, какой город вы называете?
– Я говорю, что родился в Екатеринбурге. Потом ближе к сознательному возрасту переехал в Рязань. Мои родители развелись. Папа уехал, а потом забрал меня. В свою новую семью. Там потом родились мои сводные сестры. В Рязани я жил до поступления в институт.
– От кого из родителей вы унаследовали это уникальное чувство юмора?
– Ой, не знаю. Это дается генетически. Ни в папу, ни в маму. Чувство юмора либо есть, либо нет. Со школьной скамьи началось это кривляние, дуракаваляние. Меня звали Никулин в детстве. И сейчас я мечтаю сделать большой спектакль-шоу о нем!
– Как вы решились из Рязани ехать учиться в Москву?
– Занимался в театральной студии в Рязани. Мне посоветовали поехать в театральный институт и взять памятку для поступающего. Я приехал в ГИТИС, очень долго боялся открыть эту огромную деревянную дверь. Потом еще минут 30-40 боялся спросить, где же берут эту памятку. Потом мне дали эту памятку. Там было написано, что для поступления надо выучить басню, стихотворение, отрывок из какого-нибудь произведения. А также подготовить песню, или танец, и ответ на вопрос, связанный с театральной профессией.
– И что вы подготовили?
– Это были басня Крылова, отрывок из Шукшина и отрывок из поэмы Блока «Двенадцать», который мы ставили в Театральной студии. Благодаря чему меня и приняли. Потому что с моей внешностью тогда читать Блока – это было смешно.
– Вы, кажется, еще что-то перепутали на экзамене?
– Да, на коллоквиуме меня спросили: «Кого из великих писателей звали Александр Сергеевич? Пушкин. А еще?» И я умудрился перепутать Тургенева с Грибоедовым. В комиссии уржались и поставили мне пятерку.
– Ребята из «Квартета И» – ваши друзья в жизни?
– Они для меня всё вместе! И друзья, и братья, и коллеги по цеху, и по бизнесу. Близкие люди, родные.
– Когда вы собираетесь с друзьями, о чем говорите?
– Темы все те же: мы-любимые, спорт, женщины, политика. Слава болеют футболом и очень следят за этой темой. Мне спорт постольку-поскольку. Меня интересуют отношения, взаимоотношения, люди.
– Последние темы затронули: Украина, болезнь Жанны Фриске?
– Если вас интересует мое мнение по этому поводу: в Украине революция, и неизвестно чем она закончится. Мы в декабре там были, давали два спектакля. Что-то подобное я испытывал в 93-ем году, когда было Останкино. Я тоже там был. И могу сказать, все, за что я ходил, оно меня во многом устраивает, но во многом, я считаю, меня обманули. Безусловно, я очень рад такому демократическому волеизъявлению людей. А что там в глубине процессов, неизвестно. То, что я вижу – много настоящего народного гнева против действующего президента, которого они сами выбрали.
По поводу Жанны Фриске – это безусловно трагедия, чудовищная. Говорить об этом нечего. Мы ее всячески поддерживаем.
– Однажды вы сказали, что не любите слово принципы.
– Не люблю. Я считаю, что любая принципиальность в течение жизни может сильно меняться. А у тебя уже были принципы. А ты получается взял и слово не сдержал. Жизнь очень интересная и может повернуться разными ситуациями. И не то чтобы я боюсь, что мои принципы будут нарушены. Любая принципиальная позиция ведет к какому-то фанатизму. А точка зрения в течение жизни может меняться, причем категорически. С ног на голову.
– Как вы с годами меняетесь?
– Опять оценочные суждения… Я просто меняюсь. Для кого-то мои поступки могут быть неприемлемыми, для других правильными. Как в нашем спектакле: «Сделал одной женщине хорошо, а другой от этого плохо. А ты вообще делал для третьей».
– И приступы «задолбался» бывают?
– Вот вчера у нас была очень плохо организованная съемка для одного очень известного бренда. И задолбались мы там все вместе. Возненавидели бренд, людей, которые делают видимость работы. Ну я держался, как мог. Спасает юмор и ирония. Держать в себе напряжение нельзя, лучше разрядить шуткой. Вот вчера со мной были коллеги, с которыми можно было это все обсудить, и пройтись по этим людям и по всей этой ситуации.
– Но вы не хлопнули дверью?
– Вот это как раз не выход, а некое бессилие. И ты никому не сделаешь лучше. Представьте, что бы было, если бы я начал выяснять там отношения, врубил бы звезду и закончил бы съемку?… А так посмеялись, проржались. И вроде легче.
– В трудные минуты, к кому идете? К друзьям? Или ни к кому?
– По-разному. Могу один посидеть. Могу с ребенком поиграть. Отвлекаться надо. Я вообще за то, чтобы проговаривать и выговаривать, рассуждать и анализировать. Я за речевой жанр, а не за молчания, уходы в себя, депрессии. Во многих конфликтах вообще никто не прав и не виноват. И истина где-то посередине. Соответственно, я за некий диалог, за разбор полетов, а не извинения.
– У вас есть песня «Игнатий», посвященная вашему сыну. Там фраза: «Спас ты жизнь мою».
– С рождением детей мы получаем продолжение и бессмертие, в каком-то смысле. С первым ребенком все было неосознанно и в плане отцовства, и в плане любви, и в плане понимания, что произошло. С рождением Игната я многое понял. Осознал что повзрослел, что люблю этого ребенка, что не я самый главный, а есть кто-то гораздо важнее.
