Калужский Театр Юного Зрителя – театр-наставник, театр-мыслитель. В пору жестокого противостояния России и Запада, подлинного искусства и постмодернистского кича, он всецело ориентирован на принципы демократизма, патриотизма и одухотворенной красоты.
В кругах, именуемых творческими, великий переполох, а дело в том, что федеральное министерство культуры, опираясь на научные заключения двух научно-исследовательских институтов, дало официальное определение двух понятий – «современное искусство» и «актуальное искусство».
Оказалось, что современное искусство – это искусство современности. И любой художник или артист, ныне живущий, – это современный художник или артист. А актуальное искусство – это всякое искусство, которое ныне актуально. И если, к примеру, ныне в моде Рембрандт, то он – актуальный художник.
На сцене творится жизнь, нынешняя, часто дикая и уродливая. И опять же – извечные, вечные темы: любовь, судьба, вера. А зрители в зале сидят с намокшими от слез глазами
Казалось бы, о чем тут спорить? И зачем было экспертизы заказывать почтенным языковедам? Ведь это же все очевидно, как дважды два четыре? А ведь споры идут нешуточные, с оскорблениями, с хлопаньем дверьми. И все потому, что уже издавна в продвинутой арт-критике современным и актуальным почитается лишь искусство разного рода Куликов, Бреннеров и Серебренниковых.
Всякое же искусство, ориентированное на глубокие традиции, вроде бы как и несовременно и неактуально. И это – аксиома для весьма и весьма влиятельных людей, какие бы вердикты ни выносило министерство культуры.
Недавно я побывал в калужском ТЮЗе на премьере спектакля «Иван Царевич и Серый Волк» (автор инсценировки по мотивам народной сказки – Федор Рожков). Вот уж где традиционализм в квадрате, а то и в кубе. Старинного склада сказочный сюжет. Да еще и в интерпретации Михаила Визгова, главрежа театра, адепта системы Станиславского, столь презираемого ныне продвинутой театральной тусовкой. Да еще ведь это и «тюзятина»: спектакль ориентирован на детскую аудиторию, к театральным новшествам заведомо равнодушную.
Никаких вывертов – просто прекрасная сказка, донельзя сказочная. С чудесными декорациями, с умно и дельно сплетенными в единое действо сценами, с продуманно-непосредственной игрой актеров. Так ведь и в давние времена спектакли строились классиками русского театра.
И тем не менее нет тут запаха нафталина. Спектакль ярок, свеж, нов. Он – о вещах вечных: о верности, дружбе и любви. Но вечное тут исполнено новизны. С древних истин стерт налет банальности – и они обретают исконный драгоценный блеск.
Я сидел в зале, до отказа забитом детьми, которые, похоже, впервые оказались в театре. Они истово соучаствовали в театральном действе, подсказывая персонажам сказки, как им надо себя вести. Они хлопали в ладошки, когда на сцене начинались пляски. А когда спектакль окончился, не столько аплодировали, сколько кричали и махали руками, выражая этим свой восторг.
Можно сказать, конечно: это же дети, им все – ново. Но в эту же пору я почти случайно оказался на вечернем показе, устроенном ТЮЗом для взрослых. Шел спектакль «Сестры» по пьесе Андрея Убогого. Когда-то я уже писал об этой постановке. Но прошло уже немало времени с той поры. А спектакль живет, работает.
Никаких трюков, никаких новейших приемов. На сцене творится жизнь, нынешняя, часто дикая и уродливая. И опять же – извечные, вечные темы: любовь, судьба, вера. А зрители в зале сидят с намокшими от слез глазами.
Для Михаила Визгова художественная форма – это форма максимально полного раскрытия драматургического содержания
В привычном потоке быта открывается им что-то очень важное, истинно новое.
Смею утверждать, что для Михаила Визгова художественная форма – это форма максимально полного раскрытия драматургического содержания. Уверен, с этой формулой согласился бы Станиславский. И опять же уверен, никогда не согласятся Кирилл Серебреников и все его единомышленники.
Конечно же, нет ничего плохого в попытках придумать новые художественные приемы. В том случае, разумеется, если благодаря им можно будет вскрыть какие-то дотоле неведомые нам содержательные пласты. Такого рода формализм прямо-таки замечателен. Но когда новые формы, а зачастую и совсем даже не новые формы, применявшиеся полвека, а то и сто лет тому назад, используются лишь сами по себе, как эффектные игрушки, есть повод задуматься, насколько это актуально и современно.
А вот система Станиславского актуальна всегда. И театральные постановки Михаила Визгова, при всей их принципиальной традиционности, очень даже современны.
текст: Владимир Обухов, искусствовед, член Союза российских писателей
Фото: А. Никитин, С. Гришунов
