Он попал в Калугу случайно, и за полвека стал здесь местной легендой, человеком, без которого город немыслим, так же как без Циолковского, ракеты и Гостиных рядов. Его фамилию знают все калужане, включая тех, кого душевное здоровье не беспокоит. Главный психиатр Калужской области, главный врач Калужской психиатрической больницы Александр Ефимович Лифшиц рассказывает о себе и том, что нужно делать, чтобы разум все-таки победил.
– Александр Ефимович, бывают ли вообще люди, полностью психически здоровые?
– Хороший вопрос, если учесть, что 10 октября весь мир отмечал День психического здоровья. А раз есть такой день, значит, есть проблема. Наверное, мало кто знает, но каждый четвертый житель Земли нуждается в помощи психиатра. Да и говорить об абсолютном здоровье остальных было бы преувеличением. Потому что понятие здоровья, как и все в природе, относительно.
– Тогда по каким признакам человеку, в общем-то здоровому, можно понять, что пора обращаться к психиатру?
– Очень важно, чтобы врачи разных специальностей элементарно владели психиатрией. Чтобы вовремя предположить диагноз, с которым необходимо обратиться к врачу. Ведь нарушение сна, лечение гипертонии, язвенной болезни желудка, диабета – должно сочетаться с психотерапией.
Кроме того, у нас есть консультативно-терапевтический центр, куда приходят люди в пограничном состоянии: с неврозами, тревогой, нарушениями сна… И когда они проходят там терапию, то говорят: «Надо же, столько лет ходили по врачам, столько лекарств перепили… А оказывается, не то и не так лечили. Они научились понимать себя – а это очень важно.
– А что значит – понимать себя?
– Правильно оценивать свое настроение. Правильно оценивать свое самочувствие. Правильно оценивать свои поступки и уметь посмотреть на себя сбоку. Это не всем дано. Видеть себя со стороны – это важнейшее качество, оно позволяет, во-первых, снимать стрессовые проблемы, а во-вторых, найти более адекватную линию поведения. Адекватность и умение снимать сверхнагрузки, которые не нужны, – это и есть признаки здоровой психики. Но этому можно научиться.
– Когда вы общаетесь с людьми не по работе, вы оцениваете их психическое состояние?
– Это было бы нелепо. Но у меня, как и у любого человека, складывается мнение о собеседнике, и оно может быть умножено на профессиональные знания. Конечно, я отмечаю манеру говорить, мимику, взгляд – но не специально, а «на автомате». А вообще, есть психологические приемы, которые позволяют лучше понять то, о чем человек думает, в какой степени он говорит в данный момент то, о чем думает. Например, когда человек смотрит влево и вниз – он перебирает в памяти, что лучше сказать. Понимать это учат следователей, подобные сведения есть в любом учебнике по психологии.
– Сколько лет вы в психиатрии?
– Много. В прошлом году исполнилось пятьдесят лет, как я стал главным врачом Калужской областной психиатрической больницы. А в психиатрии – с 1957 года.
– Александр Ефимович, вы калужанин?
– Нет, я из Днепро-петровска. В Калугу попал по распределению после института. У меня не было ни малейшего представления, что это за город и где он находится, – в Россию распределяли очень редко. Мне сказали, что где-то возле Москвы. Я пришел домой, мы с женой взяли карту и нашли там Калугу, название нам показалось странным. Но делать было нечего, поехали…
– И каковы были первые впечатления?
– По сравнению с огромным Днепропетровском, который после войны очень красиво отстраивали – новые дома, кинотеатры, институты – Калуга нам городом вообще не показалась. Вышли на вокзале и увидели булыжную мостовую, маленький автобус, мальчишек в лаптях – какая-то глушь. На этом автобусе доехали до центра и увидели там Гостиные ряды. Они нас поразили, произвели просто колоссальное впечатление! В таком небольшом городке и такая красота – фантастические арки, гармония присутственных мест и площади. Я помню, в первом письме домой мы с женой написали: «Город вполне так себе, но есть потрясающие места!»
– Как вы «попали на Бушмановку»?
– Не сразу. Я поработал начальником медсанчасти детской колонии в Ахлебинино и оттуда поступил в Москву в ординатуру в институт психиатрии МЗ СССР. Это было почти чудо – туда было огромное количество желающих. Три года работал в Москве, подготовил диссертацию, а потом вернулся в Калугу. Когда уезжал из Москвы, один из докторов сказал мне: «Саш, куда ты едешь, это же умирающая больница…» Когда я подъехал к Бушмановке, то увидел деревянные полуразрушенные бараки. Это было что-то ужасное! Просто не поддается описанию: не было ни дороги, ни водопровода, ни канализации… Были выгребные ямы, пять врачей, причем главный уходил на пенсию. Так что через месяц я стал главным врачом.
– Вам было не страшно принимать такое «хозяйство»?
– Нет. Я в Москве прошел хорошую школу в кругу самых известных психиатров России – работы я не боялся. К тому же было необходимо что-то делать, потому что так оставить было невозможно – бараки были переполнены, больных укладывали на пол, на набитые соломой матрасы… Я же хотел изменить ситуацию. И я этого добился.
– Сколько лет вам понадобилось, чтобы построить нормальную больницу?
– Закончили мы строить где-то в конце 70-х годов. А начинали строить в 1960 году… в тайне от властей. В облздраве договорились, что мы якобы проводим ремонт – на него деньги давали, в отличие от строительства. Снесли страшный деревянный барак, я нанял каменщиков в Турынино – и построили корпус. Приехала комиссия из облздрава проверять ремонт. Они быстро поняли, в чем дело, и сказали: «Лифшиц, если ты попадешься – мы тебя защищать не будем»… Это было первое здание на Бушмановке с водой и отоплением.
Жизнь всегда подсказывает, так ты поступаешь или не так. Причем не когда-то потом, а по ходу дела – и вам, и мне, и каждому другому. Если вы оглянетесь назад, то поймете, что всегда были подсказки.
– Через вас прошло столько людей с очень непростыми историями и судьбами… Насколько важно для психиатра умение абстрагироваться от их проблем?
– Это необходимо для каждого из нас – есть специальные приемы, которыми нужно владеть. Вот, например, самый элементарный. Допустим, у вас возникла проблема и вы должны понять, что делать дальше… Представьте круг, в котором находится все то, что касается вашей проблемы. И в нем же находится ваш двойник – человек, очень похожий на вас. Но сами вы стоите за этим кругом и видите проблему со стороны. Она вас не касается. А со стороны все виднее, и мы всегда готовы дать совет: поступай вот так-то и так-то… Потому что в этом случае у вас нет эмоционального подхода, а есть обыкновенный, рациональный. Таким образом, вы сами себе посоветуете, как выйти из ситуации.
– А как же знаменитое: «Видеть можно только сердцем»?
– Есть такое выражение – «сердце-вещун», но этим чаще руководствуются женщины. Мужчины же думают левым полушарием и более прагматичны в этом отношении. Разумный подход более верный. С другой стороны, эмоция женщине может подсказать те тонкости, о которых мужчина и не подозревал.
– То есть о «равенстве полов» не может быть и речи?
– У нас в руководящем слое женщин не много, сколько бы об этом ни говорили. Да и не только у нас, за рубежом их тоже не много: Ангела Меркель, Кондолиза Райс… Это все-таки единичные случаи, ведь для того чтобы стать лидером, необходимо иметь определенные качества. И этих чисто мужских качеств у женщины может не хватать. Быть рядом и советовать – это да!
– Вы сами часто слушаете советы жены?
– Слушаю, она очень мудрый человек.
– Александр Ефимович, вы всегда много работали. А что для вас важнее – семья или профессия?
– Я считаю, что семья – основа всего. И я бы не стал создавать здесь никакой иерархии: семья и работа – это просто разные ипостаси жизни. Работа нужна: она кормит, развивает ум. Человек ведь общественное существо, поэтому каждый находит точку приложения. Но семья – это основа жизни. Мы в семье рождаемся, в семье уходим в мир иной.
– Судя по количеству разводов, так считают далеко не все…
– Разводы были всегда. Люди есть люди. Здесь важно, каким образом была создана семья, какие интересы лежали в ее основе. Нужно уметь видеть основное. Если для тебя семья – святое, то ты умей идти на компромиссы. Не бывает безоблачных семей. Просто не может их быть в природе… Когда люди начинают жить вместе, нередко бывают завышенные ожидания. Нет четкого представления, что придется терпеть. Терпеть невзгоды, характер…
– Терпеть ради чего?
– Ради детей. Ради семьи, если мы считаем, что она должна быть. А если мы так не считаем, то лучше, чтобы ее не было.
– Вы верующий человек?
– Это личное.
– Бывают моменты, когда вам хочется отправиться на пенсию, отдохнуть?
– Нет. Пенсия у меня и так есть (смеется)… Жизнь продолжается, и будет видно, как она сложится дальше. Возможности должны совпадать с реальностью.
– Вы думали о том, чем бы вы могли заняться в жизни, кроме психиатрии?
– Я слишком уже далеко зашел в психиатрии, чтобы заниматься чем-то другим…
Здесь я специалист, а быть в чем-то дилетантом – я думаю, это будет вредно и мне, и людям.
– А в детстве кем хотели быть?
– Историком. В школе мне очень нравилась история… До самой войны я жил в украинском селе и учился в украинской школе. Я думал на двух языках: по-украински и по-русски. До сих пор, когда надо сказать что-то емкое, с «перчиком», первой мне в голову приходит украинская фраза. И я «перекладаю ее на российську мову»…
– У вас кто-то остался на Украине?
– Нет. Но там осталась вся молодость… довоенная и послевоенная.
– Если оглянуться назад, какой период жизни был для вас самым лучшим?
– Я думаю, что все периоды по-своему хороши. Всегда были трудности, всегда нужно было что-то преодолевать. Но в разных возрастных периодах мы эти трудности по-разному воспринимаем. А сейчас что об этом говорить… Ну, было. Было и прошло.
В любой профессии есть удивительно способные и проницательные люди, которые хоть и не психиатры, а видят тебя насквозь. И это идет не от профессии, и не от природы даже, а от ума. Интуиция ведь формируется благодаря опыту – чем больше знаний, тем больше интуиции.
– Как вы считаете, счастье есть? И в чем оно для вас?
– Счастье – иметь семью. И чтобы эта семья состоялась – состоялись дети, состоялись внуки.
– Кто-то из них пошел по вашим стопам?
– Они способные ребята, но в медицину никто не пошел, я не советовал.
– Почему?
– Очень тяжелая это ноша – быть врачом, который полностью себя отдает. К сожалению, медицинская деятельность у нас материально и морально недооценивается. Работа тяжелая и ответственная — требуется подвижничество. Конечно, дети сами выбирали, кем быть, хотя определенное влияние семья оказала.
– Как вы объясните, что в любом городе психиатрическая больница – место очень популярное в народе…
– Вы знаете, первым лечебным учреждением в нашей Губернии была именно психиатрическая больница. Хлюстины построили больницу для умалишенных – других больниц в городе не было. То есть уже тогда понимали, что именно этим пациентам нужен особый уход. И ведь какое прекрасное здание построили! Что касается любопытства людей к этой теме, очевидно, оно связано с тем, что наличие душевного заболевания придает человеку некую инакость. Наряду с этим интересом всегда было и теперь остается определенное отчуждение от больных и вообще от психиатрии.
Кстати, Бушмановка как деревня ликвидирована, и теперь у нас новый адрес – Маяковского, 55. Но я думаю, многие, кто у нас пролечился, с благодарностью вспоминают это название.
– Сколько за 50 лет у вас пролечилось людей?
– Я могу сказать, что 200 тысяч человек хотя бы раз обращались за психиатрической помощью.
– Александр Ефимович, как вы относитесь к тому, что ваше имя в Калуге стало легендой?
– Я думаю, что это преувеличение. В силу моей работы, у меня обширный круг общения на самых разных уровнях – начиная от администрации области… Но это рабочее общение, по необходимости. И я могу сказать, что со всеми, с кем мне приходится общаться, отношения у меня хорошие.
– А с властями у вас тоже всегда были хорошие отношения?
– Вы знаете, я думаю, что работа, тем более в психиатрической больнице, требует большого напряжения, чтобы учреждение было «на плаву». И без властей здесь сделать ничего невозможно. Нужны ассигнования, нужна помощь, нужно понимание. И если ты будешь что-то делать или говорить невпопад, то ни к чему хорошему это не приведет. Поэтому задача в общении с властями состоит в том, чтобы разъяснить, что вот это для дела нужно и иначе никак нельзя.
Мы должны помнить, что от психического состояния народа зависит будущее страны. Это должны все понимать. Его отсутствие или его дефицит очень дорого стоят.
– И что, всегда удавалось?
– Я как главный врач больницы в работе придерживался такого принципа: «Мы всем сочувствуем, но наше отдай!» Потому что по большому счету то, что мы получаем, это малая доля от огромного массива. И если ничего не просить, то можно все закрыть и не работать. А потом скажут: «Вы что же довели больницу до такого состояния? Куда вы смотрели? Почему не добивались?» Так вот, я добивался и сейчас добиваюсь. Любой руководитель должен быть услышанным.
– У вас много друзей?
– Нет, это очень узкий круг друзей семьи.
– Вы о чем-нибудь мечтаете?
– Обязательно. Я считаю, если не видеть что-то впереди, жить с удовлетворением просто нельзя. Это касается и повседневности: что делать дальше, как поступить… Всегда нужно видеть завтрашний день, если вы не хотите топтаться на месте.
– Что такое для вас – «жить хорошо»?
– Это хорошо для названия журнала, но не для состояния человека (смеется). Состояние, когда «все хорошо», смягчает интенсивность движения вперед. Убавляет скорость. Должно быть осознание, что не все сделано и что нужно идти вперед. В свое время, например, мы бы больницу не построили, если бы говорили, что все хорошо.
Текст: Лариса Северина
Фото: Михаил Андросов
Помогал при запоях.
Он помог отцу облегчить сильные
страдания при приступах белой горячки.
Мой дорогой дядя Саша. Так я его называл. Это был замечательный человек .Добрый и отзывчивый, всегда мог прийти на помощь, светлая память о нём сохранится до последних дней моей жизни, да и не только моей.
Мой дорогой дядя Саша! Мой родной дядя. Гордость нашего рода. Мы все его любим, помним и чтим его память…