В наше интересное время, когда дизайнером мнит себя каждый пятый, иметь корочки члена Союза дизайнеров России и члена Союза художников России вовсе нелишне. Помимо данных корочек, Антон Ляпичев имеет собственный бизнес, известный всему городу красный мопед, и поразительное душевное спокойствие. Что в наше время – редкость.
– Антон, я тут с удивлением узнала, что ты не всегда был дизайнером. Работал себе на заводе, был на хорошем счету у начальства…
– Ну, это достаточно долгая история… Когда я закончил школу, я хотел стать художником и высказал эту идею родителям. На что отец, который работал в обкоме партии и курировал художников, сказал мне буквально следующее: «Чтобы мой сын спился с натурщицами? Ничего подобного – на завод!» Сейчас я ему благодарен. Если бы я пошел в художественный институт, я бы уже спился, скурился или умер от наркотиков. Железно.
– И тебя тоже «заломали» родители?
– Меня убедили. То есть действовали не шантажом и угрозами… Убедили в том, что Родине нужны инженеры, а не художники. Что инженер – это куда интересней, полезней и благородней – он кует обороноспособность Родины. А я был воспитан в патриотическом духе. Поэтому решил – в бауманский, так в бауманский. И закончил его с красным дипломом! И по собственному желанию распределился в цех моторостроительного завода. Как опять же сказал отец: «Там тебя научат, что такое жизнь». И в самом деле научили.
– Выковали, так сказать, характер?
– Серьезно – вся моя организационная хватка, все навыки общения с людьми – оттуда. Карьера моя на заводе развивалась стремительно: сменный мастер, старший мастер, начальник участка, начальник бюро инструментального хозяйства… Такое у меня ощущение прекрасное от того времени и от людей – у всех было ощущение нужности Родине. Было здорово.
– У тебя ностальгия по советским временам?
– Конечно же. Как у всякого нормального человека, я считаю. На заводе меня и комсомол заинтересовал. Ведь кроме работы должно быть что-то еще? Походы, девчонки, самодеятельность. Как-то меня это засосало и мне очень быстро сделали предложение стать председателем комитета комсомола. Комсомол на тот момент – это был механизм по реализации молодежных инициатив. Все рассказы о принудиловке – это просто рассказы. А потом произошли известные события, запретили Компартию… Я смотрю: кто-то вообще собирается оружие в руки брать, отстаивать интересы партии и страны? Но никому это было не нужно – жертвовать собой на словах только хорошо…
– И что, ты бы присоединился к «коммунистическому восстанию»?
– Однозначно. Я сейчас об этом думаю и понимаю, что струсил тогда. Это был переломный момент в истории страны. И мы его упустили. Поэтому дружно хлебаем то г…но, которое сейчас есть.
– Как ты влился в новую реальность?
– Партия была запрещена, комсомол развалился. У меня было два варианта дальнейшего развития событий: пристроиться на заводе или послать все на фиг и… стать художником.
– Свободным?
– Да, совершенно. Я начал рисовать, создал небольшую дизайн-студию. Она занималась тем же, чем сейчас занимается «Акцент» – товарные знаки, фирменные стили.
– Тогда у людей даже понятия не было о брендах и товарных знаках. Как ты работал?
– Не было даже организации людей, которые занимались дизайном, – Союза дизайнеров. Поэтому я работал над тем, чтобы вступить в Союз художников.
– Ты вроде практичный человек, зачем тебе была нужна эта корочка?
– Для того чтобы называться художником, надо иметь либо высшее художественное образование, которого у меня не было, либо быть членом Союза художников. Причем далеко не всем людям, имеющим художественное образование, удалось вступить в Союз художников РФ. По поводу меня секция графиков приняла решение единогласно. Может быть, потому, что мало кто сегодня занимается гравюрой – это умирающее искусство. А мне это дело нравится и все!
– Ты помнишь свою первую дизайнерскую работу?
– Помню. В институте я нарисовал товарный знак конструкторско-механического факультета. Правда, тогда это называлось эмблемой.
– У нас сейчас полно дизайн-студий. Но никто не знает имен дизайнеров. Твое же постоянно на слуху…
– Я просто всегда подписываю свои работы. Те, которые нравятся. Логично?
– Когда ты создавал свой бизнес, какие у тебя были цели?
– Главная цель была – независимость. Накопилась моральная усталость – подчиняться достаточно тяжело. Другое дело, что и сейчас свободы абсолютной нет – раньше были командиры, а теперь заказчики, которые тоже – кто в лес, кто по дрова.
– Твои заказчики – в основном бизнесмены. Какое у тебя впечатление от калужского бизнеса?
– У меня вообще негативное впечатление о калужанах. Я сам калужанин и люблю свой город. Поэтому считаю, что имею право так говорить: Калуга – очень непростой мещанский город. Это всего касается – взглядов на жизнь, взаимоотношений между людьми, нежелания честно работать… Но мои заказчики, все без исключения, – по-своему выдающиеся люди. Может быть, потому что это представители мелкого и среднего бизнеса, люди, которые всего в жизни добились сами. У меня с подавляющим большинством из них сложились вполне товарищеские отношения.
– А сам бизнес, он у нас цивилизовался хоть чуть?
– Нет, конечно. В моем разделе – абсолютно. Был такой момент, когда в дизайнерской среде Калуги всерьез обсуждалось, брать ли деньги за дизайн. Я свои мысли на эту тему изложил на бумаге и сделал листовку. Там было написано, в частности, что раз в Калуге не берут деньги за дизайн, следовательно, его делают люди, которым и платить-то не надо. А нормальному художнику, профессионалу надо платить! В листовке я также перечислил случаи непрофессионально выполненной наружной рекламы, за что пострадал от антимонопольного комитета. Меня оштрафовали за то, что якобы нет четких критериев профессиональности рекламы. Сейчас ситуация не изменилась – по моим сведениям, ни в одном агентстве города нет ни одного члена Союза дизайнеров или художников. Ни одного!
– У Артемия Лебедева тоже нет специального образования…
– Тем не менее, он себя сделал! У него результаты есть. Лично я перед ним преклоняюсь – это явление в нашей жизни, он занял свое место в истории, молодец. Хотя все мои друзья, которые работают в сфере дизайна в Москве, ненавидят его всем сердцем.
– Кстати, как ты понимаешь известную фразу Лебедева: «Дизайн должен работать»?
– В чем отличие между дизайнером и художником? Художник создал произведение, демонстрирует его людям и говорит: «Парни, кому нравится – покупайте». А дизайнеру клиент формулирует задачу: «Сейчас у нас происходит то-то, а мы хотим, чтобы происходило другое. Сделайте это, пожалуйста». Дизайнер должен решить эту задачу. Плоды работы дизайнера не будут занимать место в музеях. По крайней мере сейчас.
– То есть ответственность за результативность рекламы несет дизайнер?
– В том числе. Поэтому нужно гнуть свою линию. Но были случаи, когда я дрогнул и делал то, чего хочет клиент. Иногда люди выкладывают деньги просто лопатой в топку.
– Сам ты как к деньгам относишься?
– Не испытываю трепета. Есть люди, которые любят деньги всем сердцем, – они их любовно хранят, пересчитывают. И деньги к ним сами стремятся. А я люблю то, что на деньги можно купить. Более того, я считаю, что у меня все есть – мне ни хрена больше не надо.
– Что именно у тебя есть?
– У меня есть компьютер, диван и телевизор. И мне прекрасно! Недавно у меня появился новый девайс – электронная книга. Вот это улет! У меня в этой коробке сто пятьдесят три книги – «Жизнь двенадцати Цезарей» Светония, «За что сражались советские люди» Дюкова и т.д. – в любой момент достал и читаешь при любом свете. Фантастическая вещь!
– И что же, мечты у тебя не осталось?
– Есть желания, потому что главную мечту я уже исполнил – у меня есть свое агентство, и каждое утро я хочу идти на работу.
– Кстати, как ты себя позиционируешь – ты больше бизнесмен или дизайнер?
– Не бизнесмен – это точно. Дизайнер. Хотя у меня есть черта, которая меня отличает от, возможно, более талантливых дизайнеров, – я могу найти людей, которым я нужен, я могу убедить людей, что я им нужен, и я могу сделать то, что нужно этим людям.
– Сейчас все, кому не лень, объявляют себя дизайнерами. А ты какое дашь определение своей профессии?
– Криэйтер, творец. Дизайн – это создание чего-то нового и полезного из ничего вообще.
– Тебе не надоело слово «креатив»?
– Очень редко его использую. Особенно бесит, когда говорят: «Давайте сядем и скреативим». Кошмар!
– Как ты думаешь, какой ты руководитель?
– Думаю, что плохой. Я очень пристрастный. Во мне всегда борются интеллигентность и требовательность… Когда я вижу, что человек делает что-то совсем не то, я на него смотрю-смотрю, намекаю деликатно… Проходит время, человек не реагирует. И тут я на него спускаю всех собак сразу! Я ору, топаю ногами…
–А что больше всего раздражает в заказчиках?
– Я понимаю – не у всех есть чувство вкуса, у некоторых его хватает только, чтобы пиджак к ботинкам подобрать… Это ладно. Но есть люди, которые хорошо одеваются, у них хорошая машина, хороший интерьер дома… Но почему тогда они хотят от меня «креатива» красным по зеленому? Почему?
– Твое «чувство прекрасного», оно на все сферы жизни распространяется?
– Нет. Я не эстет по жизни. Меня окружает масса предметов, сделанных другими людьми, – у меня нет желания взять и все перекроить. Я вижу красивое в том, что есть. Вот чашка, она совершенно простая, но она красивая. Люди же о чем-то думали, когда ее делали? И я с уважением к этому отношусь. А кто-то придет и скажет: «Что за фигня? Чашки тут не квадратные!» Для меня же главное, что она прекрасно выполняет свою функцию – из нее удобно пить чай. Дизайн должен работать – прав Лебедев. А выделываться не надо…
– Тебе приписывают фразу: «Друзьям и знакомым – на 20% дороже»…
– Это моя шутка. Иногда приходят: «Антон, мы от знакомых, нельзя ли подешевле?» И когда я говорю: друзьям и знакомым на 20% дороже – все эти дурацкие разговоры сразу прекращаются. На самом деле, я человек компромисса и всегда с любым его найду. Если это не касается принципиальных вопросов.
– А что для тебя принципиально неприемлемо?
– Предательство – как и для всех нормальных людей. Это не значит, что я сижу в белом фраке и записываю в блокнот, кто и когда меня предал. На самом деле все мы врем и предательства тоже совершаем. Осознанно и неосознанно. На что-то можно закрыть глаза, но есть вещи, которые не вычеркнешь.
– Давай сменим тему и поговорим о женщинах…
– Это тонкая тема, о женщинах лучше молчать. Мне спокойней будет!
– Но скажи хоть, что тебе в женщинах не нравится?
– Женщина – частный случай человека. То, что мне не нравится в женщинах – не нравится в людях в целом. Неконкретность, например. Не нравятся женщины-наездницы, ориентированные на то, чтобы сесть кому-нибудь на шею и погонять. Больше никакого упрека женщинам я предъявить не могу. Прекрасные существа! Кстати, женщины более чем мужчины ориентированы на работу.
– Почему?
– У женщин другое понятие ответственности. Женщина должна родить ребенка, воспитать его, вырастить и обеспечить. У нее нет отговорок – либо это сделает она, либо не сделает никто. Поэтому она работает по восемь часов в день, кормит ребенка, а часто и мужа. Ей деваться некуда. Мне кажется мужчины расслабились после войны и никак не соберутся. Поэтому женщины активно осваивают мужские профессии – они вынуждены это делать. Да и психика у женщин гораздо устойчивее.
– Твоя жена Елена Кирменская– красавица, вейкбордистка и бизнесвумен – яркое подтверждение твоей теории. Что главное она тебе дает по жизни?
– Она дает мне возможность заниматься любимым делом. Она взяла на себя все неприятное, что есть в нашей работе: общение с государством и решение разнообразных проблем агентства. Приходит налоговая – ими занимается Лена. Украли у меня файл – судами занимается Лена. Я сижу, знаки рисую…
– Что держит людей долгое время вместе – твоя версия?
– Уважение взаимное.
– Не любовь?
– А любовь, как правило, непродолжительна. Это очень сложное понятие… Когда страсть уходит, вот тогда выясняется, любовь это или не любовь.
– Есть в искусстве понятие – золотое сечение. Ты его для себя достиг?
– Достиг. Но я чувствую давление материального мира: человеку всегда хочется чего-то еще. Больше комнат, большую машину, большой телевизор. Я понимаю, что совершенно спокойно проживу и без этого: машина-то для счастья не нужна. С другой стороны, человек – это обезьяна: все бегут куда-то за материальными благами, и ты бежишь. А подумать – зачем все это? Человек ведь должен развиваться как духовная личность…
– Кто тебе мешает?
– Среда. Я же обезьяна, я хочу, как у всех. Потом – дети. Ребенок тебе вполне может сказать: «Вот ты мне даешь три тысячи в неделю, а моей подружке дают шестнадцать…» И так далее…
– Кстати, чему главному ты бы хотел научить своих детей?
– Ничему. Я понял давным-давно: детей ничему научить нельзя. Дети родились – и это уже совершенно отдельные личности. Повлиять на них я никак не могу. Ни увещеванием, ни разговорами, ни насилием. Я передал им генофонд, какие-то черты характера – больше ничего. Это правда. У меня двое детей, я всячески пытался их подтолкнуть «в искусство», но оба они бросили художку. В итоге дочка – филолог, а сын подался в политологи. Мне это не интересно совершенно, а им – нравится! Так что учит человека только собственный жизненный опыт и передать его никому невозможно.
– Можно сказать, что сейчас ты счастлив?
– Человек понимает, что он был счастлив, когда он счастье теряет. Раз я сейчас живу и не думаю о том, счастлив я или нет, – значит, все в порядке. В глобальном смысле, счастье – это когда человек реализовал то, для чего он пришел в этот мир. У каждого человека есть талант – шить сапоги, рисовать картины, воровать лошадей. Все это для чего-то нужно…
– Есть вещи, о которых ты жалеешь?
– Конечно, я совершал ошибки… и надеюсь совершать их в будущем. Но так, чтобы у меня возникло желание взять машину времени и что-то исправить – нет такого.
– Каким ты себя представляешь лет через пятнадцать?
– А ничего же не изменится. Будет больше седых волос, а сил все меньше. Я ничего хорошего в будущем уже не жду. Я реалист – все лучшее уже было. Я читал книгу известного психолога, в ней было написано, что люди, дожив до тридцати-сорока лет, считают, что они еще многое не сделали и будут развиваться дальше. На самом же деле, все, для чего человек предназначен, он делает до двадцати пяти лет. Другой пример. Почему-то считается, что в идеале люди должны жить сто и более лет. Ни чего подобного. В живой природе человек выживает тридцать лет. Максимум. Потом начинают болеть зубы – врачей нет – некроз челюсти и до свидания… То есть наше предназначение – прожить именно этот отрезок времени. Мы просто о себе до фига думаем. Что мы очень дельные и разумные, хозяева всего на этой планете. Ничего подобного. Для чего мы на самом деле – зачастую мы сами не знаем. Так что дождаться легкой смерти и спокойненько сойти в могилу – это идеально. То есть у меня нет плана завоевания мира в оставшиеся годы.
Лариса Северина
Фото Дмитрия Демидова и из личного архива Антона Ляпичева
