Олег Комаров. Высший пилотаж

Жить Хорошо 2 июня 2016 0 Просмотров: 3440

«Вы только не пишите, что здесь базировалась эскадрилья «Нормандия-Неман»! Не было такого!» — сказал нам с порога Олег КОМАРОВ, генеральный директор знаменитого аэроклуба «Нормандия-Неман» в Хатенках Козельского района. Военный летчик 1-го класса, гвардии полковник, командир 1-й авиационной эскадрильи 18-го Гвардейского истребительного авиационного полка «Нормандия-Неман» ВВС России. Он имеет в своем послужном списке 3200 часов налета. Кто знает, тот поймет, что значат эти цифры в военной авиации. 

- Олег Рудольфович, объясните, пожалуйста, почему ваш аэроклуб так называется? И как возникла идея его создания?

– Возникла эта тема у летчиков на встречах ассоциации ветеранов «Нормандии-Неман». Волею судьбы параллельно с этим Григорий Александрович Гринченко – президент нашего клуба, пилот-любитель, победитель многих соревнований – захотел создать частный небольшой аэродром. И он нашел это место – аэродром в Хатенках, где с февраля 1942 года базировался 18-й гвардейский дважды Краснознаменный, ордена Кутузова II степени полк, в состав которого во время войны и вошла эскадрилья «Нормандия». А нас сюда пригласили как ветеранов 18-го гвардейского полка. Я командовал его Первой эскадрильей. С той встречи и началась история создания здесь, в Хатенках, аэроклуба «Нормандия-Неман». 

– А вы на тот момент чем занимались?

– На тот момент я занимался продюсированием, киношколой, снимал кино. 

– Как вы, летчик, оказались в продюсерском центре?! 

– Я ушел из армии в 34 года. Тогда в армии было тяжелое время. Надо было что-то делать, чтобы кормить семью, растить детей. Как-то выживать. Я с собой договорился, что уйду только в авиацию, пусть и в гражданскую. Это было ключевым в принятии решении. Перевелся в Москву. Сначала работал в частной авиакомпании «Восточный меридиан» генеральным директором. Мы летали на Камчатку, по северам, на Дальний Восток. К сожалению или к счастью, все маленькие компании обрушились с появлением «Атлант-Союза» Юрия Михайловича Лужкова. Воевать с ними было бесполезно. На том закончилась моя авиационная жизнь. И началась жизнь другая – продюсерская. 

Мой отец был военный. Будущее мое было определено заранее. Я и весь мой класс – мальчишки, 17 человек – все стали военными

– Не совсем понимаю, как это произошло? 

– Моя жена окончила высшие режиссерские курсы во ВГИКе и начала этим заниматься. Денег- то особо не было, поэтому она привлекала меня к съемкам. Когда была авиакомпания, мы несколько раз помогали снимать кино. Билан у нас победил на «Евровидении». Их никуда не пускали, и я отдал им свой кабинет. Рудковская с Плющенко сидели у нас в офисе. Я окунулся в это один раз, понял, что шоу-бизнес не для меня. Хотя моя жена до сих пор успешно этим занимается.

– Расскажите, пожалуйста, свою историю сначала, как вы стали летчиком? 

– Мой отец – военный в шестом поколении. Мама – медработник. Родился я в Ахтырке Сумской области. Потом мы жили в Питере, Забайкалье, на Украине. Будущее мое было определено заранее. Я и весь мой класс – мальчишки, 17 человек – все стали военными. Правда, отец меня хотел засунуть в Академию им. Можайского, в Питер. Папа вообще был строгий, пытался из меня вундеркинда сделать. Я занимался боксом, греблей на байдарках и каноэ, волейболом, игрой на аккордеоне и фортепиано. Свободного времени не было совсем. А я самолетами грезил с самого раннего детства – лепил их, клеил модельки. После школы обманом поступил в летное училище и поставил родителей уже перед фактом. В сентябре мы начали учиться, а весной следующего года нас уже посадили на L-39 – это достаточно сложный реактивный самолет. И мы летали. Это сейчас с третьего курса, дай Бог, будет летная практика. 

– Вы можете сравнить авиацию советскую и современную? 

– Намного сильнее была раньше. Правда, сейчас, я считаю, все стало развиваться в правильном направлении. И летчиков стали готовить нормально – по старой школе, и самолеты строить, и Шойгу президент поставил вовремя. Если мы не будем иметь свою сильную армию, мы вынуждены будем кормить чужую – принцип простой. Целое поколение летчиков было пропущено в России. Мы сделали шаг через поколение. И сейчас приходится наверстывать упущенное. 

– Вы входите в летное братство вашего Харьковского летного училища. Как сегодня складываются ваши отношения с однокурсниками из Украины? 

– Это больная тема. Раньше мы были единой страной. Мы не делились по национальностям и республикам. Мы были один советский народ. Наше летное братство было создано как боевое братство, чтобы выпускники могли помогать друг другу, оказывать необходимую поддержку – от финансовой до моральной. Как ни прискорбно, но отношения с нашими ребятами-украинцами стали натягиваться. У людей мировоззрение поменялось на 180 градусов. Они нам пытаются доказать, что мы – агрессоры. А сами стреляют по своему народу! Это мои братья, с которыми мы вместе ели, спали, в самоволки бегали, в окна вместе лазили… Они приезжают сюда и даже здесь начинают на нас наезжать. Я говорю: «Слушай, сядь, полетай, успокойся». 

Летчик не видит врага в лицо. Война вообще подразумевает войну пехоты. Артиллерия, авиация, танкисты – это все «сопутствующий товар»

– У вас были кумиры летчики?

– Конечно! С некоторыми из них я лично был знаком. Иван Никитич Кожедуб! Попков Виталий Иванович, про которого Леонид Быков и снял те самые фильмы. Маэстро, Ромео, Кузнечик – это же все он. Ушли они, но я помню все их рассказы. Мы же, летчики, все одной крови. 

– Вы хотите сказать, летчики – особенные люди? 

– Однозначно. Я не хочу говорить, что это сверхлюди или «голубая кровь». Есть много на свете людей по-разному талантливых, имеющих свои достоинства. Но у меня есть стопроцентное убеждение, что летчик справится с любой работой и в любой профессии будет хорош, куда его не поставь. Это обусловлено всем, начиная с отбора в летные училища. Будущие летчики должны стопроцентно сдать экзамены. Должны пройти тестирование на внимательность, быстроту мышления, скорость реакции, память. Должны иметь группу здоровья не выше второй, как у космонавтов. 

– А наличие чувства юмора у летчиков не проверяют? Говорят, у летчиков оно своеобразное. 

– «Кто в армии служил, тот в цирке не смеется». Чувство юмора либо есть, либо нет. Третьего не дано. 

– Прочитала фразу Туполева: «Если самолет красивый, он не полетит». Вы согласны с этим? 

– Ой, не соглашусь. Мне кажется, что чем красивее, идеальнее самолет, тем лучше он летает. Вам нравятся СУ-27 – истребитель российский? Красивый самолет? 

– Да, очень!

– Вот! Лучший в мире! Любой самолет красив. Эти два крыла, эта устремленность вперед, на скорость и на полет. Микоян, наоборот, говорил: «Если бы можно было самолет заправлять армянским коньяком, это стоило бы делать». Он считал, что самолет прекрасен и достоин самого лучшего. Я с ним согласен. Когда к самолету подхожу, я и поговорю с ним, и поглажу. Он же выносит иногда на пределе своих возможностей. Как живое существо. 

– Какой самолет вам нравится больше всего?

– Они все разные и все хороши. Начал летать я на L-39, выпускался на МИГ-21. Потом летал на СУ-15, СУ-17, МИГ-29 и закончил на СУ-25. Одни – истребители, другие – штурмовики, перехватчики. У них просто разные задачи. Сейчас летаю на NG-4, Як-18Т, Як-52, АН-2, Цесна. Мне, честно говоря, все равно, на чем летать, лишь бы летать. Правда, я маленькие самолетики перерос уже. На истребителе комфортнее.

Я же закончил свою службу штурмовиком. Между ущельями и горами летал. Сейчас летаю в основном на ЯКе. Люблю поноситься на предельно малой высоте. 

– Это же хулиганство!

– Нет. Я это умею и могу любого научить. 

– Летчики эскадрильи «Нормандия-Неман» во время войны тоже на ЯКах летали?

– Да, на Як-1Б, Як-9. И в 44-м году уже на Як-3: это был очень маневренный самолет, скоростной. Единственный минус – они были все деревянные и очень хорошо горели! А немецкие самолеты – что «фокеры», что «мессеры» – были цельнометаллические. Но даже при этом наши летчики ухитрялись побеждать. Наказывали немцев везде – и в вертикалях, и в горизонталях. 

– Может быть, тут не обошлось без русского характера? Есть у русского летчика особенные черты?

– У русского позиция такая: если вступил в бой – надо выигрывать. Мы бьемся до конца. Взять тех же американцев: если у них нет превосходства в шесть раз, они не полезут. Вот в корейской войне, когда русские туда поставили Миг-15, наши парой могли разогнать всю толпу. А те – нет, начинать не будут. Им же деньги платят, они осторожные. А вот французские летчики – бесшабашные. Нас как раз это с ними роднит. Они такие «дартаньяны». Во время Великой Отечественной в первых совместных боях русские научили их воевать группой. А так они в одиночку везде бросались. Увидел врага – и вперед погнал сбивать. 

– Вы тоже участвовали в боевых операциях?

– Да, пришлось. Есть у меня и кое-какие боевые награды – два ордена и одна медаль. Но говорить об этом не хочется. У военных летчиков есть задачи, и мы их выполняем. Спокойно, четко и без лишних эмоций. Мы просто знаем, что внизу бьют наших пацанов. Конечно, иногда и злость появляется. Особенно когда по тебе лупят в ответ. 

Конечно, мы с женой не прощаемся каждый раз навсегда. как это? Жить в постоянном стрессе что ли?! Если так думать – можно сойти с ума. боишься – не подходи к самолету

Но летчик не видит врага в лицо. В отличие от пехотинца. Война вообще подразумевает войну пехоты. Артиллерия, авиация, танкисты – это все «сопутствующий товар» для вступления пехоты. Задача ударной авиации – снести противника, задача истребителя – прикрывать пехоту. Если он не накроет врага, солдат погибнет. 

– Ваша супруга столько лет живет в постоянной тревоге за вас. 

– Жена у меня сама боевая. Был период, когда у нас автомат под кроватью лежал. И на работу в школу она ползком добиралась под обстрелами. У нее своих забот хватало – она детей растила, работала учителем географии. В семьях военных не принято переживать, обсуждать эту тему. Летчик – это обыкновенная профессия. Меня учили этому в училище, в военно-воздушной академии. Я с 16 лет летаю на самолете. 

Думаю, она мне доверяет в плане профессионализма. Конечно, мы не прощаемся каждый раз навсегда. Как это? Жить в постоянном стрессе что ли?! Если так думать – можно сойти с ума. Боишься – не подходи к самолету. Да, были потери. Сережа Васильев, мой близкий друг, с которым мы учились в академии, погиб в Таджикистане. Но и в мирное время тоже гибнут люди. В автомобильных авариях на дорогах гибнет в разы больше каждый день, а самолет падает один раз в год. С любой техникой случаются сбои, ничего страшного. 

– Откуда тогда у летчиков столько суеверий? 

– О, это самый суеверный народ. Но это не страхи. Скорее это традиции, которые вдалбливаются в голову еще с курсантских времен. Мы небо уважаем. Ситуации бывают разные. Говорят: на бога надейся, а сам не плошай. Но иногда и на бога приходится надеяться. И у меня бывали такие случаи. Я, кстати, тоже падал на «Цесне».

Воспитывать детей надо в любви. К своему народу, к своему дому, к Родине, к своей земле, к близким. Чтобы в нужный момент они встали на защиту всего. мир наш снова стал очень хрупким, и надо быть ко всему готовыми

– ?!

– Была недоработанная конструкция. Чехи там немного недодумали. Оторвало руль высоты. И без руля высоты я его посадил. Сломал винт. Потом его доработали, сделали правильно, испытали, и мы снова стали на нем летать. 

– Как тут не поверить в высшие силы?

– Я не склонен к рефлексии и философствованию. Крест ношу. Но верю, наверное, больше в себя. Когда выносит чудом, потом провели анализ ситуации, технических моментов, посидели, покурили и тему закрыли. 

– То есть, вы до сих пор считаете себя военным человеком?

– Мы и есть боевая авиация. Даже если родина не скажет «надо», я готов добровольно защищать Родину. Я подготовлен, научен, имею опыт. Я лучше это сделаю, чем желторотый пацан. У меня армейский подход к делу. Может быть, не всем это нравится. Хотя последнее время я научился сдерживаться. Я так и говорю: здесь у меня «полчок». Постепенно мы создаем здесь комфортные условия: у нас даже есть столовая с настоящим шеф-поваром, детская площадка. У меня тут своя командирская палатка. Живу, как на полевом аэродроме. Мои дети мне говорят: ты так изменился, у тебя огонь в глазах появился. 

– Можно ли назвать аэроклуб бизнесом?

– Нет, конечно. Какой это бизнес. Если нет прибыли, а только одни вложения. Мы и называемся «Некоммерческая организация военно-исторический клуб «Нормандия-Неман». Открылись мы для всех в 2012 году, посадили здесь два самолета. Потом сюда прилетели французы: они были здесь на авиасалоне «МАКС», и мы уговорили ВВС, чтобы они из Кубинки сделали крюк и здесь показались. Народ в ладоши похлопал и уехал. А мы остались. 

– Наши власти вам помогают? 

– Ну конечно. Губернатор поддерживает нас, присутствует по возможности на всех наших мероприятиях. Но это же частный аэродром. 

Все, кто здесь работает, можно сказать, энтузиасты. Оплата полетов – это минимальные взносы на расходные материалы, на бензин. Одно содержание самолетов, взлетной полосы в такие деньги выливается… Спасибо, есть спонсоры, которые нам помогают. И Гриша (Григорий Гринченко. – Прим. ред.) вложил сюда все свои деньги. 

– Ради чего?

– Во-первых, мы сами летаем. Во-вторых, у нас все-таки есть главная цель – мы хотим влюбить детей в небо. Меня научили когда-то летному делу, научили очень хорошо. И я могу это кому-то передать. В этом году мы впервые будем проводить здесь детский лагерь, одну смену – 23 дня. Дети приедут из Орла, Калуги и Тулы. От 15 лет, старшеклассники, девочки и мальчики. Мы поставим палатки военные – большие, теплые. У нас будут три эскадрильи: имени Покрышкина, Маресьева и «Нормандия». Мы сделаем курсы выживания, дадим немножко истории, покатаем на самолетах. Знаете, в 30-е годы было понятие «пионерский самолет»? Сейчас мы к этому возвращаемся. Приятно, что с каждым годом к нам приезжает все больше и больше молодых людей, чтобы научиться летать, прыгать с парашютом, просто побыть в нашей летной атмосфере. 

– То есть, вы занимаетесь патриотическим воспитанием молодежи?

– Патриотизм – настолько затрепанное понятие. Мне не очень нравится. Любовь к родине – это правильнее. Воспитывать детей надо в любви. К своему народу, к своему дому, к Родине, к своей земле, к близким. Чтобы в нужный момент они встали на защиту всего этого. Потому что мир наш снова стал очень хрупким, и надо быть ко всему готовыми. Сейчас ситуация, извините, хуже, чем в 41-м. 

– Олег Рудольфович, есть у вас мечты?

– Чтоб здоровье позволило подольше полетать. И только в мирном небе.

текст: Анна Большова 
фото: Надежда Бочарова и из личного архива Олега Комарова

Прокомментировать

Интервью

Опрос

Какое название по вашему мнению больше всего подойдет новому спортивному комплексу "Дворец спорта", который вскоре будет построен на месте стадиона "Центральный"?





Посмотреть результаты

Загрузка ... Загрузка ...



Архив опросов