Вера Снегирева

Жить Хорошо 1 февраля 2016 0 Просмотров: 1786

Книга «Вера» Александра Снегирева в этом году получила престижную премию «Русский Букер». Об истории для современников, пути через любовь и боль, и  о том, как юный Снегирев состоял в переписке с графом Толстым, мы поговорили с автором. 

- Александр, в интервью вы часто говорите о том, что литературное сообщество ждет появления нового большого стиля. Словно стоит «на пороге огромного зала». А каким вам видится этот зал?

– Пусть зал будет таким, каким он должен быть. Могу сравнить свои ожидания с литературным трудом. Допустим, у писателя есть свои планы на книгу, но в конечном итоге лучше всего, когда тебя ведет сама история, сюжет, герои. Так и с залом. У него нет статичной формы. 

– А зал, который вы представляете, полон писателей или полон читателей?

– Он скорее полон чудес. Мне приятно, когда мои книги читают, но я не зациклен на публике. Я пишу, потому что получаю удовольствие, и еще потому, что не могу этого не делать. 

– Когда вы начали писать и, собственно, с чего начали?

– Когда мне было четыре года, я не хотел надевать красные рейтузы. Тогда папа достал с полки книжку и показал мне картинку с солдатом в красных шароварах. Это были «Севастопольские рассказы» Толстого. Как вы понимаете, после этого рейтузы с меня было не стянуть. А потом папа подсунул мне письмо и сказал, что оно от автора книги. Я захотел разобрать это письмо и ответить, тогда отец научил меня читать и писать. И мы долго с графом переписывались. Помню, я давал «Толстому» советы по обороне города. Тогда я и полюбил писать, сочинять.

А потом спустя много лет влюбился и написал рассказ о своей девушке. Мне захотелось описать ее – это было чисто физиологическое желание. Как заняться любовью, только чуть иначе. Для меня литература – один из способов любви.

– В одном интервью вы высказали мысль, что сейчас сериалы заменили литературные романы. Какие бы вы привели в пример в плане сюжета и драматургии?

– Я не идеальный сериальный зритель, не слежу за новинками. Настоящим искусством является «Клан Сопрано». Впечатляет сериал «Клиент всегда мертв» про похоронное агентство и «Аббатство Даунтон» как пример качественного продукта. 

– Александр, вы москвич. Детство и юность провели в столице. А сейчас живете в деревне. Подобное уединение располагает к писательству?

– Нет. Я поставил стол перед окном и подумал, вот сейчас буду работать как настоящий писатель. Тетрадочку положил, сел. И вижу в окне, что на дворе беспорядок, – надо идти, исправлять. Так и не написал ни строчки.
Мне лучше всего работается в путешествиях. Я один из тех сумасшедших, кто, попав на берег океана, запрется в номере и при задернутых шторах будет целыми днями строчить.

– Вы пишете от руки?

– Да. Это даёт особенное ощущение, которое грех терять. А недавно я с удивлением обнаружил у Валентина Катаева в «Траве забвения» момент, где он цитирует Бунина, и тот советует писать от руки. К тому же, когда перепечатываешь текст, смотришь на него другими глазами – это идёт на пользу редактуре. 

– Александр, вы пользуетесь сетью Facebook. Как, по-вашему, могут ли вырасти писатели из социальных сетей и блогерства?

– Я в Facebook три-четыре года. Лично мне он помог понять устройство короткого текста. Другой вопрос, что сейчас единицы интересуются качеством текста. Народ в основном выкладывает фотки. А у меня даже айфона нет. Но теперь обязательно куплю, ведь премию за «Веру» получил.

Современный, ныне здравствующий писатель написал книжку. Начинаешь ее читать, а там не про современное время… Почему? 

– Во-первых, там больше половины про современность. Я вырос среди людей, заставших войну. Мои родители поздно встретили друг друга и еще позже родили меня. Мамы нет в живых, а папе 81 год. Он был на похоронах Сталина. Мы недавно с ним сидели в кафе в Москве на его день рождения, и он вдруг, показав за окно, сказал: а здесь я как раз вышел из той похоронной очереди, простояв целые сутки.

– В книге вы несколько раз, говоря о войне, используете устойчивую фразу «самая страшная война в истории человечества». Почему так?

– Не хотелось называть иначе. Я написал сначала Великая Отечественная, но понял, что-то не то. И когда я дал эту формулировку, то нашел для себя целый прием, который использую в этой книге – прием неназывания вещей привычными именами и одновременное использование языковых штампов. 

Бог – главный парадокс, который лежит в основе всего. Ну не может же какой-то старик сидеть на облаке!.. А потом думаю – почему бы и нет? Почему бы одному старику не сидеть на облаке 

– В книге много про веру, но не про героиню, а в религиозном контексте. Какие у вас отношения с этой темой?

– Бог – главный парадокс, который лежит в основе всего. Ну не может же какой-то старик сидеть на облаке!.. А потом думаю – почему бы и нет? Почему бы одному старику не сидеть на облаке. Каждому воздастся по вере, и кто верит в старика на облаке, тот встретит Его. 

– Как писатель вы все время анализируете действительность и в книге вы вскользь говорите еще на одну весьма неоднозначную, расцветшую в современном мире тему: «пока род Адамов андрогинной толерантностью с лица Земли не сотрется». Как вы относитесь к сексуальным меньшинствам?

– Я за общество, где каждый имеет право быть собой. Если говорить об антигейских инициативах, то я против них. Есть большинство, есть меньшинство. Если не будет меньшинств, общество потеряет устойчивость. Как в крышечке кастрюли всегда есть дырочка, чтобы пар выходил. Кроме того, зачем с природой спорить? Уже поворачивали реки и что? 

– Почему «любовь и боль»? 

– В одном интервью меня спросили, о чем я пишу? Я ответил – о сексе и смерти. В издательстве решили, что «любовь и боль» звучит поприличнее. 

– Ваши любимые книги?

– Сказки Пушкина, особенно «О царе Салтане». Булгаков «Мастер и Маргарита», хотя это неприлично: любая девушка вам скажет, что это ее любимая книга. И, пожалуй, Сэлинджер – есть в нем печальная красота.

– Фильмы?

– С фильмами связана смешная история. Мне было 17 лет, я подрабатывал тем, что встречал из школы второклассника, отводил домой, кормил и делал с ним уроки. Его сестра, моя ровесница, имела богатую коллекцию безумных фильмов. И мальчик ставил мне условие – пока не посмотрим фильм, никаких уроков. Самые адские, наркоманские и чудовищные ленты я посмотрел с этим малышом. Так что назову: «На игле», «Нигде» американского режиссера Грегга Араки и «Титаник» на сладкое. 

– Люди? 

– Игги Поп, Дмитрий Нагиев мне очень нравятся, и, конечно, мой папа. По-моему, он готов к смерти, это не каждому дано.

Текст: Юлия Чупрова 

Прокомментировать

Интервью

Опрос

Какое название по вашему мнению больше всего подойдет новому спортивному комплексу "Дворец спорта", который вскоре будет построен на месте стадиона "Центральный"?





Посмотреть результаты

Загрузка ... Загрузка ...



Архив опросов